Иван Сергеевич Тургенев (28 октября 1818, Орёл – 22 августа 1883, Буживаль) 6 стих.
*** [Я6жмж/Я4м] Заметила ли ты, о друг мой молчаливый, О мой забытый друг, о друг моей весны, Что в каждом дне есть миг глубокой, боязливой, Почти внезапной тишины? И в этой тишине есть что-то неземное, Невыразимое... душа молчит и ждёт: Как будто в этот миг всё страстное, живое О смерти вспомнит и замрёт. О, если в этот миг невольною тоскою Стеснится грудь твоя и выступит слеза... Подумай, что стою я вновь перед тобою, Что я гляжу тебе в глаза. Любовь погибшую ты вспомни без печали; Прошедшему, мой друг, предаться не стыдись... Мы жизни хоть на миг друг другу руки дали, Мы хоть на миг с тобой сошлись. 1842
В дороге [Д4жд] Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые, нехотя вспомнишь и время былое, вспомнишь и лица, давно позабытые. Вспомнишь обильные страстные речи, взгляды, так жадно, так робко ловимые, первые встречи, последние встречи, тихого голоса звуки любимые. Вспомнишь разлуку с улыбкою странной, многое вспомнишь родное, далёкое, слушая ропот колёс непрестанный, глядя задумчиво в небо широкое. ноябрь 1843
Весенний вечер [Я4жм] Гуляют тучи золотые над отдыхающей землёй; поля просторные, немые блестят, облитые росой; ручей журчит во мгле долины, вдали гремит весенний гром, ленивый ветр в листах осины трепещет пойманным крылом. Молчит и млеет лес высокий, зелёный, тёмный лес молчит. Лишь иногда в тени глубокой бессонный лист прошелестит. Звезда дрожит в огнях заката, любви прекрасная звезда, а на душе легко и свято, легко, как в детские года. 1843
Человек, каких много [Я4ж/Я2м] Он вырос в доме старой тётки без всяких бед, боялся смерти да чахотки в пятнадцать лет. В семнадцать был он малым плотным и по часам стал предаваться безотчётным «мечтам и снам». Он слёзы лил; добросердечно бранил толпу – и проклинал бесчеловечно свою судьбу. Потом, с душой своей прекрасной не совладев, он стал любить любовью страстной всех бледных дев. Являлся горестным страдальцем, писал стишки... И не дерзал коснуться пальцем её руки. Потом, любовь сменив на дружбу, он вдруг умолк... И, присмирев, вступил на службу в пехотный полк. Потом женился на соседке, надел халат и уподобился наседке – развёл цыплят. И долго жил темно и скупо – слыл добряком... (И умер набожно и глупо перед попом.) 1843
Федя [Д4ж] Молча въезжает – да ночью морозной парень в село на лошадке усталой. Тучи седые столпилися грозно, звёздочки нет ни великой, ни малой. Он у забора встречает старуху: «Бабушка, здравствуй!» – «А, Федя! Откуда? Где пропадал ты? Ни слуху ни духу!» – «Где я бывал – не увидишь отсюда! Живы ли братья? Родная жива ли? Наша изба всё цела, не сгорела? Правда ль, Параша, – в Москве, мне сказали наши ребята, – постом овдовела?» – «Дом ваш как был – словно полная чаша, братья все живы, родная здорова, умер сосед – овдовела Параша, да через месяц пошла за другого». Ветер подул... Засвистал он легонько; на небо глянул и шапку надвинул, молча рукой он махнул и тихонько лошадь назад повернул – да и сгинул. 1843
Гроза промчалась [Я5жм] Гроза промчалась низко над землёю... Я вышел в сад; затихло всё кругом – вершины лип облиты мягкой мглою, обагрены живительным дождём. А влажный ветр на листья тихо дышит... В тени густой летает тяжкий жук; и, как лицо заснувших томно пышет, пахучим паром пышет тёмный луг. Какая ночь! Большие, золотые зажглися звезды... воздух свеж и чист; стекают с веток капли дождевые, как будто тихо плачет каждый лист. Зарница вспыхнет... Поздний и далёкий примчится гром – и слабо прогремит... Как сталь, блестит, темнея, пруд широкий, а вот и дом передо мной стоит. И при луне таинственные тени на нём лежат недвижно... вот и дверь; вот и крыльцо – знакомые ступени... А ты... где ты? что делаешь теперь? Упрямые, разгневанные боги, не правда ли, смягчились? и среди семьи твоей забыла ты тревоги, спокойная на любящей груди? Иль и теперь горит душа больная? Иль отдохнуть ты не могла нигде? И всё живешь, всем сердцем изнывая, в давно пустом и брошенном гнезде? 1844 |