Тёплый вечер начала июля. Солнце светит сквозь листву деревьев, освещая уже только верхушки крон
|
| Сон в руку. Автор- Дракон Тёплый вечер начала июля. Солнце светит сквозь листву деревьев, освещая уже только верхушки крон. Сидя на пенёчке для колки дров, я курил и глядел на сияющий белизной на фоне окружающих зарослей полиплоидной гречихи и бересклета каркас нового сортира из тщательно отструганного бруса. Электрорубанок, конечно же, сломался, и потому пришлось строгать вручную. Руки от плеч до пальцев слегка ныли, и саднила сегодня заработанная и тут же сбитая мозоль на левой ладони. Однако это было пустяком по сравнению с функциональной красотой стоящего передо мной скелета такого незаменимого бытового сооружения. Я даже сам не ожидал, что справлюсь так быстро – думал, что на всё строительство уйдёт не меньше четырёх дней. А по всему получается, что удастся управиться вдвое быстрее. Всего-то и осталось, что обшить, сделать крышу и навесить дверь. Это вполне можно и за день сотворить. Рабочий азарт постепенно отступал, и я почувствовал, что со мной не всё в порядке. Похоже, поднималась температура, и начинался озноб. Бросив окурок в кострище, я поднялся, и пошёл в дом. Есть совсем не хотелось, но я знал, что после целого дня довольно напряжённой работы это просто необходимо, иначе завтра не будет сил закончить начатое строительство. Разогрев банку горошка, и бросив туда изрядный кусок сливочного масла, я вывалил это в тарелку. Немного подумав, достал бутылку водки и рюмку. Минут за двадцать я впихнул-таки в себя и горошек, и граммов сто водки. Озноб отпустил, и тело стало наливаться тёплой тяжестью. После сигареты я «поплыл», и с трудом добрался до постели. Первый момент холодного белья быстро прошёл, и я провалился в бессознательное состояние. Сон был тревожный, и я периодически просыпался, осознавая, что мне сниться то какая-то тяжёлая долгая болезнь, почему-то ассоциировавшаяся с шаманской, то страшно тесное тёмное место, где я пытаюсь ворочаться в эмбриональной позе, то вспышка яркого света и остро-радостный вдох, то встопорщенные от холода по всему телу перья-пух, то блаженная сытость от выпитого молока и тепло материнского бока, то возня-прыжки с братьями-сёстрами, то охота на мышей и лягушек, пока родители где-то пропадают, и потом потасовка за возможность первым вонзить зубы в тёплый ещё кусок мяса, брошенный перед норой кем-то из взрослых, то какие-то охоты и погони в стае то ли волков, то ли диких собак, причём я был не собакой или волком, а вроде, как человеком. Вроде, как, потому что, с одной стороны, я ходил и бегал почти всё время на двух ногах (или лапах?), а с другой стороны – конечности мои были покрыты чешуёй, а на пальцах были острые когти, выдвигающиеся на манер кошачьих. Ими было очень удобно разделывать туши – коготки были настолько остры, что резали не хуже ножей. Поначалу роль моя в охоте была загонять, вместе со всей стаей, добычу на засаду, вспугивая и гоня её своим резким визгливо-скрипящим криком, сильно отличающимся от голосов родичей. Затем, когда я уже почти вдвое превзошёл размером вожака стаи, меня стали ставить в засаду, поскольку обнаружилось, что мои скорость и острота клыков и когтей не оставляли никаких шансов ни лесной корове, ни кабану, ни лосю, если они появлялись в пределах моей видимости. Стая пользовалась обычным собачье-волчьим языком – рычания, повизгивания, лай, телодвижения и, отчасти, телепатия. Странно было сознавать, что я владел этим языком совершенно свободно, вплоть до помахивания хвостом – оказывается, у меня был и хвост – такой же чешуйчатый, как и лапы. Периодически, между беготнёй за добычей и играми, в поле нашего зрения появлялся старик. Жил он неподалёку, на берегу ручья, в смешной норе, не выкопанной, как положено, в берегу, а сложенной из веток и кусков коры. Старик этот был вполне человеком, и говорил на человеческом, таком грубом, только мягковоркующим языке. Все движения его при этом сводились лишь к едва заметному шевелению рта. Он был не опасен, этот старик, хотя в его норе и жил страшный огонь. Однажды я залез туда, когда ещё охотился на лягушек, и пребольно обжёгся, решив поиграть с весёлыми жёлтыми мотыльками. Старик частенько увязывался за нами на охоту, но не мешал, а, подождав, когда вся стая насытиться, ковырялся в остатках, и утаскивал кое-что с собой в нору. Как и наш вожак, я был не против – еды хватало всем. Время текло незаметно, летнее разнотравье сменялось пушистыми глубокими сугробами зимы. Зимой меня всегда мучил жуткий голод – для того, чтобы не замёрзнуть, надо было много есть. Зато зимой было гораздо легче выслеживать добычу – следы было видно издалека, особенно с высоты моего теперешнего роста… Но всё, слава Богу, когда-нибудь кончается. Закончилась и эта мутно-тревожная ночь. Правда, надо признать, что под конец, под утро, тревоги осталось совсем немного, поскольку моя странная жизнь во сне начала мне даже нравиться. То, что я помнил, что мне снилось, свидетельствовало-таки о болезни, поскольку обычно я совершенно не запоминаю снов. Утром я проснулся с одеревеневшим телом и странным ощущением во рту. Нет, это был не вкус и не запах. Постепенно приходя в себя, я пытался разобраться в этом ощущении, продолжая лежать с закрытыми глазами. Ведь, в конце концов, меня никто не гнал с этим строительством, и времени, было, навалом – приступать к поискам работы я хотел не раньше, чем через пару месяцев. Так что, я лежал, не открывая глаз, и пытался осознать, кто победил – болезнь или я. Во рту пересохло, и я провёл языком по нёбу и зубам. Что-то не то… Зубы!!! Или это бредовый глюк, или у меня за ночь выросли клыки, как у павиана… От этой неожиданной мысли глаза сами собой распахнулись, и я увидел… пожухлую осеннюю траву, на которой лежали листья всех оттенков коричневого, жёлтого и красного. Я моргнул от удивления (мир вокруг нисколько не изменился), и язык мой рефлекторно выпорхнул изо рта. Тут же почувствовав запах увядающего леса, только что прошлёпавшей рядом лягушки и охотящейся жужелицы, я удивился ещё больше – ощущения запахов шли явно от языка. Сосредоточив внимание на носе, я обалдел от представшей перед внутренним взором картины – она в точности соответствовала тому, как выглядит мир, на который смотришь сквозь инфракрасные очки… 19.07.2006. |
Похожие:
 | Эй, малыш ты кто? Горелый подошел поближе и сел рядом с речным котом Стояла тихая спокойная ночь. Все кругом спало, и только одному коту не спалось этой ночью. Черная шерсть мелькнула сквозь заросли... | | На улице была прохладная сухая погода. Осень ещё не вступила в полной мере в свои права, поэтому листва деревьев всё ещё зеленела, а не желтела Осень ещё не вступила в полной мере в свои права, поэтому листва деревьев всё ещё зеленела, а не желтела. Тёплый ветерок разносил... |
| Леонид андреев король, закон и свобода Солнце светит мягко, в воздухе синеватый туман теплого и тихого дня, и все краски благородно смягчены; только на передних планах... | | Светит сквозь тучи неба полоска |
| Смотрите и удивляйтесь! Е мягкий, теплый февральский вечер. И феерическое, пульсирующее и мигающее, неоновое разноцветье красочных реклам. Приветливые переводчицы... | | И солнце светит, и даль светла |
| Ярко светит солнце, плещется волна | | В старом зоопарке Солнце светит ярко |
| 1. Вечер. Полная луна светит над землёй | | Поцелуй смерти В это время лес кажется особенно пустым и беззащитным. Холодный ветер слегка завывал, задевая сухую листву у подножья деревьев. Казалось,... |